ИСТОКИ ТЕАТРАЛЬНОГО ИСКУССТВА ИНГУШЕТИИ

27 марта - Всемирный день театра

Столетие за столетием театральное искусство неизменно привлекало к себе внимание людей. Живет в нем некое таинство, которое делает его особым явлением. Поднимается занавес, на сцену вновь устремляются неравнодушные взгляды, и нет, пожалуй, другого искусства, сравнимого с театром по силе своего эмоционального воздействия на зрителя.

В новейшей ингушской истории мы стали свидетелями рождения нескольких национальных театров. Но было бы наивно полагать, что с них начался отсчет истории национального театрального искусства. Как раз сегодня, когда отмечается Всемирный день театра, у нас есть замечательный повод обратиться к истокам, вспомнить дошедшие до нас имена зачинателей и первопроходцев, прикоснуться к давно минувшим событиям культурной жизни Ингушетии, оставившим след в истории народа.

Всемирный день театра (World Theatre Day) установлен в 1961 году IX конгрессом Международного института театра (International Theatre Institute) и ежегодно отмечается 27 марта. Традиционно он проходит под единым девизом: «Театр как средство взаимопонимания и укрепления мира между народами».

Деятельность Международного института театра, согласно его уставу, направлена на «укрепление мира и дружбы между народами, на расширение творческого сотрудничества всех театральных деятелей мира». Первое международное послание в честь Всемирного дня театра было написано в 1962 году культовым французским писателем и художником Жаном Кокто.

Сегодня Международный институт театра при ЮНЕСКО - крупнейшая в мире неправительственная организация, занимающаяся исполнительским искусством. Национальные центры, региональные советы и комитеты представлены в почти 100 странах мира. Советский Союз получил членство в МИТ еще в 1959 году. С 1961 года СССР, а затем Россия - постоянный член его исполнительного комитета.

СТАНОВЛЕНИЕ ингушского драматического искусства началось еще в двадцатые годы прошлого столетия. 1 марта 1924 года девушки-ингушки, участницы самодеятельного театрального кружка Владикавказской партийной школы сыграли на сцене спектакль «Похищение» на ингушском языке. В те сложные во всех отношениях годы, несмотря ни на что, и родились истоки настоящего театра, когда десятки молодых энтузиастов, объединив свои усилия в подобных кружках, увлеченно, с присущей юности решимостью взялись за новое для них дело. Так они оказались у колыбели ингушского театра – рожденные ими ручейки впоследствии наполнили своими водами сильную и красивую реку…

Сотрудничество с начинающими ингушскими театралами позволило сводить концы с концами Михаилу Булгакову, жившему тогда во Владикавказе в полной нищете. Одна из его пьес, написанных по их заказу, называлась «Сыновья муллы» и была успешно поставлена самодеятельными артистами. Не отличаясь особыми литературными достоинствами, эта пьеса, тем не менее, стала одним из первых драматургических материалов, освоенных ингушскими артистами.

В 1927 году во Владикавказе вышла в свет уже ставившаяся ранее пьеса Заурбека Мальсагова «Месть».  К тому времени с не меньшим успехом уже были поставлены пьесы «Салехат» и «Классовая борьба», написанные Орцхо Мальсаговым, а также пьеса Д.Дахкильгова «Знахарка». В сборнике «Красные искры», вышедшем во Владикавказе в 1931 году, крупный ученый Л.Семенов отмечал, что эти пьесы игрались в клубах, в ингушской советско-партийной школе, в ингушской опорно-показательной школе, в ингушском городском пединституте.

В конце 20-годов возник драматический кружок и при ингушском педагогическом институте. В тот период в стенах этого учебного заведения учились Идрис Базоркин, Хамзат Осмиев, Хаджибикар Муталиев, Ибрагим Оздоев - эти имена сегодня золотыми буквами вписаны в историю нашего Отечества.

Одной из первых постановок студентов пединститута стала пьеса их однокашника Хаджибикара Муталиева «Око за око, зуб за зуб», которая чуть позже была опубликована в одном из номеров газеты «Сердало». В 1929 году имела успех и другая пьеса Х.Муталиева. Она называлась «Культармейцы». Молодой драматург взял в основу своего произведения реальные события, которые происходили с ним и его друзьями-культармейцами И.Базоркиным, Х.Осмиевым и С.Плиевым.

В острокомедийном ключе молодые актеры показали, как культармейцы разоблачили известную знахарку Аминат. Гражданской сатирой была пронизана и другая тема этой пьесы - борьба культармейцев за права горской бедноты.

Публика с восторгом восприняла эту постановку. В воспитательных, как отмечалось, целях спектакль был показан даже во Владикавказском доме заключения.

С 11 по 20 декабря 1931 года в Ростове-на-Дону проходила первая Северокавказская олимпиада искусств горских народов Кавказа. На этой олимпиаде ингушскую театральную студию ждал ошеломляющий успех. Жюри единогласно присудило ингушским актерам первое место за постановку пьесы Орцхо и Дошлуко Мальсаговых «Перелом».

Роль молодого агронома Юнуса, отказавшегося от кровной мести, в этом спектакле сыграл Идрис Базоркин. Лиричную роль возлюбленной Юнуса воплотила на сцене ингушка Аминат Саидова. Ярко проявился драматический талант Фатимы Мальсаговой в сыгранной ею сложной  роли матери Юнуса. Кстати, незаурядность творческой личности Фатимы Мальсаговой проявилась также в ее поэтической даре и тонком музыкальном слухе - она автор многих любимых в народе песен.

О НАШУМЕВШЕЙ постановке ингушской театральной студии было много написано в краевой печати того времени. Журнал «Революция и горец» в статье «Перелом» Дошлуко и Орцха Мальсаговых – зеркало революционных сдвигов в Ингушетии» (№№6-7, 1932 г.) отмечал: «Перелом» - так названа коллективная пьеса двух ингушских драматургов тт. Дошлуко и Орцхо Мальсаговых. Пьеса выпущена одновременно на двух языках: на русском с предисловием т. Милославского издательством «Северный Кавказ» в Ростове-на-Дону еще в 1931 г. и на ингушском языке в г. Орджоникидзе, Ингушским облиздатом. Пьеса с успехом игралась самими ингушами, артистами и артистками ингушского самодеятельного театра, до самых мелких женских ролей включительно, и на русском, и на ингушском языках. В частности, пьеса «Перелом» игралась в Ростове во время краевой Олимпиады искусств горских народов - первый раз перед рабочим зрителем в рабочем ленинском дворце в Ленгородке. Второй раз она ставилась исключительно для учащихся ростовских вузов и техникумов и прошла также успешно в стенах Ростовского рабфака. Пьеса удостоилась похвальной оценки рабочего и вообще советского зрителя.

Несмотря на свое название «Перелом», говорящее о великих исторических сдвигах в жизни Ингушетии и, таким образом, как будто предопределяющее задачу авторов фотографически отмечать и регистрировать известные перемены в быту, рост и эволюцию сознания масс трудящихся, пьеса является весьма сильным, весьма ощутительным ударом по устаревшим и сгнившим горским обычаям».

В.А.Васильев в своей статье «Современная ингушская драматургия. Творчество Д. и О. Мальсаговых», опубликованной в «Известиях II Северо-Кавказского пед. Института» ( т. 10. Орджоникидзе, 1933 год), пишет: «…пьеса «Перелом» ценна тем, что она заостряет внимание зрителя на специфических трудностях борьбы за социализм в ингушской действительности. Победоносное продвижение социализма в ингушской деревне, несомненно, тормозится в значительной степени культурной отсталостью трудящихся Ингушетии. Хотя к 1933 г. Советская Ингушетия достигла исключительных успехов в деле строительства социализма, в деле перехода на социалистические формы ведения городского и сельского хозяйства, в деле коллективизации мелких индивидуальных хозяйств, на фронте культурной революции, но, во-первых, эти успехи достигнуты величайшим напряжением воли и сил пролетариата, партийных, советских и профессиональных организаций Ингушетии, широких масс бедняцких и середняцких слоев Ингушетии, всех трудящихся области в борьбе с классовым врагом…,  а, во-вторых, эти пережитки культурной отсталости Ингушетии, являющейся результатом национальной колонизаторской политики царизма, не изжиты полностью до наших дней. Вот почему постановка бытовых проблем в ингушской литературе не является знаком отставания ингушской драматургии в области тематики. Достоинством пьесы является и то обстоятельство, что авторы ее сделали попытку связать быт с политикой, с классовой борьбой. Не бытовизм и не фотографирование ингушской действительности, носящие созерцательный, эмпирический характер, а стремление осмыслить эту действительность, вскрыть ее противоречия, ее скрытые закономерности, мобилизовать трудящихся на борьбу с силами, препятствующими продвижению социализма в Советскую Ингушетию, руководило авторами при ее написании. Пьеса лишена национальной ограниченности; Д. и О. Мальсаговы обнаружили стремление влить в национальную форму интернациональное социалистическое содержание.

Пьеса, несомненно, носит политический характер и в силу указанных выше обстоятельств представляет ценность не только в пределах Советской Ингушетии, но и для трудящихся всего нашего Союза...»

 «За последние годы мы имеем значительный рост пролетарской литературы народов Советского Союза, - писал в своем предисловии к драме «Перелом» П.Милославский. - Ряды пролетарских писателей пополняются ежегодно все новыми и новыми национальными кадрами писателей...

Особенно необходимо отметить успехи пролетарской литературы в национальных автономных областях Северного Кавказа, начавших свою литературную историю лишь после Октябрьской революции.

Крепость нашей пролетарской литературы - в ее интернациональном единстве, означающем прежде всего непримиримую борьбу с проявлениями великодержавного шовинизма, как главной опасности, и местного национализма. И с этой точки зрения пьеса «Перелом» Дошлуко и Орцхо Мальсаговых является ценным вкладом в наше социалистическое строительство. В ней нет лживо «интернациональных» фраз, элементов национальной ограниченности, местного национализма. И хотя авторы не владеют еще достаточно искусством драматурга, все же они дали, несомненно, ценную пьесу.

…Ценность пьесы огромна. Она написана писателями-ингушами, хорошо знающими жизнь своей страны. Она является показателем роста ингушской литературы. Таких произведений у нас пока нет. Пьеса нужна широким трудящимся массам наших читателей, она во многом поможет наглядно представить особенности такой страны, как Ингушетия, она найдет много читателей не только в русской части Северного Кавказа, но и в самой Ингушетии, в ее школах и техникумах.

Пусть эту пьесу читают трудящиеся нашего края, пусть она проникает в самые глухие аулы и отдаленные школы, пусть она станет книжкой, которую прочтут все народы, населяющие Северный Кавказ. Нашему социалистическому строительству будет от этого большая польза. Перевести эту книгу на все горские языки - является необходимой задачей наших нациздатов.»

УСПЕХ постановке ингушской театральной студии принесла яркая и самозабвенная игра на сцене молодых актеров. Воплощая на сцене образы своих героев, они проживали на подмостках их жизнь, полностью растворившись в судьбах и характерах, созданных драматургами, ежеминутно сгорая в своей искренности и обнаженности чувств.

Идрис Базоркин впоследствии не без юмора вспоминал: «Когда я в роли Юнуса убегал из комнаты убитой братом невестки, Орцхо Мальсагов, с большим темпераментом игравший роль этого горячего, целиком находящегося во власти пережитков горца, должен был дать возможность Юнусу скрыться, а затем сказать положенные по пьесе слова: «Несмываемый позор! Я убил жену, а мой брат Юнус бежал...» Но вместо этого он вдруг кинулся мне наперерез, прижав в угол забора, где не было выхода за кулисы. Увидев его горящие ненавистью глаза и руку, сжимавшую оружие, я понял, что действие пьесы может дополниться непредусмотренным эпизодом. Он приближался… Для раздумья мне не оставалось ни секунды. Приготовившись к прыжку, я, как был в туго затянутой черкеске и ичигах, пригнулся и без разбега перемахнул через забор (фанерную перегородку высотой 140 сантиметров). Орцхо, озираясь и не видя меня, в бессильной ярости проговорил свои слова так, как это и было нужно по пьесе…»

Многочисленные рецензенты постановки, которая произвела такой фурор на первой олимпиаде искусства горских народов Кавказа, кстати говоря, отмечали и хорошее оформление спектакля. Над декорациями к нему работал выпускник Ленинградской академии художеств Гази Даурбеков.

В 1934 году ингушская театральная студия прекратила свое самостоятельное существование. После объединения Чеченской и Ингушской автономных областей Ингушетия лишилась своего культурного и хозяйственного центра – города Владикавказа, который был передан Северной Осетии. В Грозном был организован Чечено-Ингушский театр. Но и под общей крышей продолжалось развитие молодого ингушского национального драматического искусства.

Ингуши страстно стремились сохранить свою самобытную культуру. Об этом свидетельствуют и воспоминания М.К.Льянова. «Примерно в ноябре 1936 года, - писал он, - будучи директором Чечено-Ингушского театра, я пришел к Али Исаевичу Горчханову (тогда он был председателем Чечено-Ингушского облисполкома и членом ВЦИК РСФСР и СССР - авт) и попросил его подписать письмо на имя тогдашнего председателя Комитета по делам искусств СССР товарища Керженцева, в котором содержалась просьба об открытии с осени 1937 года при ГИТИСе чеченской и ингушской студий. Он прочитал письмо, подписал его и сказал: «Давай поезжай сам с этим письмом. Если откажут, я приеду через три-четыре дня». Меня Керженцев не принял. А заместитель его, которому было передано письмо, сказал, что в ближайшие два-три года открыть даже одну студию для Чечено-Ингушетии невозможно, ибо заявок много. Я доложил об этом, как обещал, приехавшему вскоре А.И.Горчханову. Он сам ходил к Керженцеву и все же добился согласия на открытие студий, которые начали работать в 1938 году...»

Уже летом 1939 года в Чечено-Ингушетию приехали московские театральные мэтры со своими молодыми питомцами, чтобы представить на суд местной публики учебные работы своих талантливых студийцев. Али Горчханову не было суждено увидеть своих протеже на сцене. Незадолго до этого он, как и многие представители ингушской партийно-хозяйственной элиты, был арестован НКВД и приговорен к тюремному заключению…

Так в истории ингушского национального драматического искусства тесно переплетались людские трагедии и подлинное сценическое мастерство, светлые надежды и горькие разочарования… Впереди была бесчеловечная сталинская депортация ингушского и чеченского народов, нанесшая страшный удар по их национальному искусству и культуре.

ПОДЛИННОЕ возрождение ингушского театрального искусства, уничтоженного тоталитаризмом, началось лишь в начале 70-х годов прошлого столетия. В 1973 году в Ленинградском институте театра, музыки и кинематографии была создана ингушская студия, руководителями которой стали народный артист СССР, профессор В.В. Меркурьев и его супруга И.В. Мейерхольд. Выпускники этой студии Хаджибикар Булгучев, Айшат Кодзоева, Батыр Даскиев, Мурад Тхостов, Любовь Эсмурзиева, Руслан Боков, Магомед Беков, Руслан Наурбиев, Ибрагим Беков, Иса Чахкиев заявили о себе на родине постановкой героической драмы Саида Чахкиева «Когда гибнут сыновья». Режиссером-постановщиком спектакля стал лауреат Государственной премии РСФСР, заслуженный деятель искусств ЧИАССР Р.Ш. Хакишев, а режиссером – народный артист  ЧИАССР, лауреат премии Ленинского комсомола ЧИАССР М.М. Цицкиев. Этой постановке предшествовали замечательные студийные работы молодых ингушских актеров. Премьера их первого студийного спектакля по пьесе К. Гольдони «Слуга двух господ» состоялась в Малгобеке еще во время учебы в Ленинграде.

Ингушская труппа Чечено-Ингушского драматического театра им. Х. Нурадилова в последующие годы приковывала к себе неослабевающее внимание театральной общественности. Летом 1984 года к ней пришла и всесоюзная известность. Ингушские актеры во время московских гастролей блестяще сыграли на сцене МХАТа им. М. Горького. Советский журнал «Театральная жизнь», рассказывая об их постановках, писал: «Свидетельством высокого гражданского коллектива явился его спектакль «Иду в путь мой» А. Проханова и Л. Герчикова. Интересной оказалась работа М. Хадзиева, играющего роль старого коммуниста, непросто входящего в атмосферу бескомпромиссной борьбы, интересна работа молодого артиста И. Бекова, играющего Достагира – борца несколько анархической складки: весь этот образ с его характерностью – по сути, создание актера и режиссера. Даже те, кто хорошо знают театр и знакомы с творчеством его ведущих актеров, только во время московского показа смогли по-настоящему оценить масштаб дарования главного актера ингушской труппы М. Цицкиева, блестяще – трудно найти другое менее затертое, но зато более точно выражающее суть дела слово – выступившего в различных ролях: старика Агабо («Когда арба перевернулась»), Городничего («Ревизор») и советского журналиста Волкова («Иду в путь мой»). Образу Агабо как бы аккомпанировали образ друга Агабо, Карпе, мягко, тепло и лирично воссозданный М. Хадзиевым, и образ простодушной Таси, ставшей матерью последнего сына Агабо, его надежды, оправдания его жизни. Эту трудную роль с величайшим тактом сыграла прекрасная актриса, от которой многого может ждать ингушская сцена – Л. Эсмурзиева. И наконец, «Ревизор», решенный Р. Хакишевым как грустный во всем блеске комедийной выдумки рассказ об уродливой жизни людей».

Столичная критика с интересом отмечала игру в «Ревизоре» М. Цицкиева (Городничий), М. Хадзиева (Земляника), М. Тхостова (Хлестаков), Л. Эсмурзиевой (Марья Антоновна), И. Бекова (Шпекин). Уже тогда зашла речь о создании в Грозном Ингушского драматического театра, однако реализовать эту идею удалось лишь только с возрождением ингушской государственности. В середине 90-х годов прошлого века - уже в Назрани - начался новый этап развития театрального искусства Ингушетии.

Ахмет ГАЗДИЕВ

На снимке: участники кружков художественной самодеятельности Ингушетии, конец 20-х – начало 30-х годов прошлого века

Фото предоставлено Ингушским государственным музеем краеведения им. Т.Х. Мальсагова