«НЕ НУЖНЫ ЧЕЛОВЕКУ КРЫЛЬЯ, ЕСЛИ ГОРЫ ЕМУ ДАНЫ!..»

В Джейрахском ущелье, где Вечность разливается золотом солнечных лучей по бессмертным страницам каменной летописи Ингушетии, где вольный ветер, живущий в бойницах древних башен, доносит из глубины столетий легенды о Земле Ингушской, доверчиво нашептывая их одинокому путнику, у времени иное измерение. Оно словно замерло в своем разбеге и, рисуя на лазурном фоне бесконечного неба картины давно ушедших эпох, исполнено, кажется, одного лишь желания поведать нам сокровенную суть мироздания, к постижению которой всегда стремились светлые умы и добрые сердца.

РАСПОЗНАННЫЙ КОД МИРОЗДАНИЯ

ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ ингушский поэт Рамазан Цуров, наделен и одержим таким стремлением с юношеских лет, что нашло отражение уже в самых ранних его поэтических строках. Став продолжателем лучших традиций ингушской поэзии, Рамазан одновременно ярко заявил о свой самобытности. Как заметила однажды исследователь его творчества Марьям Яндиева, Бог отметил юношу из Джейраха на самой заре его жизни, и сокровенный «первоначальный свет» и звук ингушского мелоса стал зрим и слышим вновь…

Ингушская национальная поэзия знает не так уж много примеров подобного рода. И потому мы вновь и вновь вчитываемся в, безусловно, цельное цуровское поэтическое послание, вылитое в мыслеформах высокой пробы чистоты и благородства.

В поэтическом Слове Рамазана нашли звучание невысказанные нами чувства, и именно поэтому его поэзия находит такой отклик в наших сердцах, приводит в движение душу и открывает пространство для воображения, наполненного светом узнаваемых символов. И если говорить по сути, в этом непостижимо живом Слове присутствует код того высочайшего откровения, которым проникнуто все существование ингушского народа.

Иногда нам кажется, что степень таких чувств невозможно облечь в ясность и четкость мысли, доступной тем, кто живет в стороне от нас. Но как блестяще делает это Рамазан, передавая в глубоко личных переживаниях то, что когда-то, в лучший миг или час своего существования, пережил каждый из нас, мечтая потом лишь об одном – рассказать миру, каким оно бывает, настоящее счастье!

Мы всегда высоки и зрячи...
Эти горы признали нас
и от нас ничего не прячут
ни в тяжелый, ни в легкий час!

Здесь и небо - не просто небо,
и глаза - не просто глаза!
Тем, кто с нами сегодня не был,
что сумеем мы рассказать?

День прекрасный всегда так краток!
Солнце тихо прикрыв слегка,
ярче осени, ярче радуг
загорелись вдруг облака.

Там сапфир и рубин играли
и вливалась в них бирюза.
И нежнейшим свеченьем рая
были залиты наши глаза.

Мы меж башен и скал парили,
чудным светом озарены;
не нужны человеку крылья,
если горы ему даны!

Было счастье до крика боли,
и теперь я не знаю сам,
то ли небо я видел, то ли
сон, приснившийся облакам!

Вновь и вновь обращаясь к творчеству Рамазана, невозможно не заметить, что все его проникновенные строки наполнены неподдельной искренностью. Неисчерпаемо богатый внутренний мир поэта завораживает своим совершенством. Таким он предстает и в жизни, которая, что и говорить, порой так далека и от законов, предписанных высшими сферами, и от наших представлений о справедливости. Добрый и мужественный, искренний и сдержанный, щедрый и тонкий, благородный и скромный, – с него можно писать природный характер настоящего ингуша. И этот портрет будет законченным и полным.

Появившись на свет там, где веками неумолчно бьется живое сердце Ингушетии, надежно сокрытое в каменной груди нашего Отечества, Рамазан стал проводником тысячелетнего опыта наших предков, хранителем тех знаний, без которых невозможно созидание нового мира. Горы подарили ему свои невидимые токи, обогатив внутренней силой и красотой, и сделали его поэзию голосом пронесшихся над этой твердью столетий. В этом голосе неизбывно звучала святая любовь к священной земле отцов.

Изложенная Рамазаном Цуровым философия жизни ингушского народа зиждется на ответственности и твердом следовании своему долгу и предназначению. Эта философия, которая помогла народу сохранить себя с древнейших времен, устоять под ударами немилосердной судьбы, уцелеть в роковой цепи трагедий, не только выжить, но и взрастить на пепелище добрые всходы, проста в своей потрясающей емкости:

...Когда не кровавы, тревожны
дни наши, но в наших сердцах
стеною стоит невозможность
устроиться в лучших краях.

Не раз мы смотрели, как пляшет
жестокое пламя, но вот
суровая родина наша
из пепла опять восстает!

Нас бьют и огнем и проказой
за то, что известно в веках:
бессмертное сердце Кавказа
стучит в этих черных горах.

И нам эту правду, нетленной,
до самого края пронесть...
В бескрайних просторах Вселенной
одна Ингушетия есть!

ЖАЖДА ЖИЗНИ

ТВОРЧЕСКИЙ гений Рамазана Цурова, жизнеутверждающий и не ограниченный рамками, очерченными и навязанными любыми обстоятельствами извне, в красивом размахе сильных орлиных крыльев стремительно взлетел на ингушский поэтический Олимп. Рассказать в одной газетной статье обо всех гранях творчества этого поэта– задача, конечно, неподъемная. Он неповторим во всех проявлениях своего духовного начала.

Талантливый исследователь, кандидат филологических наук Марьям Яндиева, отмечая, что Рамазан наделен Богом уникальной по своей силе жаждой жизни, которая позволила ему буквально с мальчишеских лет глубоко проникнуть в красоту и уродства реального мира, пишет: «Самым главным (и беспрецедентным в ингушской национальной поэзии) подтверждением достижения Р.Цуровым высочайшего эстетического уровня является, безусловно, «Венок сонетов».

Из истории всемирной литературы известно, что за восемь веков в мировой поэзии написано около шестисот венков сонетов, а в русской лирике их всего сто пятьдесят (!).

Имена предшественников Рамазана Цурова, «отметившихся» в жанре, говорят сами за себя, – Вяч. Иванов, М.Волошин, К.Бальмонт, В.Брюсов, И.Сильвинский, П.Антокольский, В.Солоухин…

Цуров преодолел как бы двойную вершину: сумел «усмирить» сложную «звучащую» поэтическую форму самого сонета, а также труднейшее жанровое образование – венок сонетов. О последнем поэт Иоханнес Р.Бехер сказал, что – это эксперимент, требующий виртуозного поэтического мастерства и адресованный читателю – знатоку и тонкому ценителю, способному воспринять высокое искусство.

В пятнадцати четырнадцатистрочках «Венка» со всеми обязательными содержательными признаками: лиризмом, интеллектуализмом, автобиографизмом – сконцентрировано все пережитое и прочувствованное за определенный драматический период жизни поэта.

Каждый из четырнадцати сонетов (являющийся своего рода поэтическим манифестом) – это мир в миниатюре, в которой поставлена определенная (вечная) проблема человеческого бытия: жизни, смерти, любви, свободы, веры, поиска истины и Бога. Тематический и композиционный ключ – пятнадцатый магистральный (или магистрал) сонет, в котором и заключен сложный замысел всего произведения, его универсальное осмысление действительности:

Мучительно чеканю я сонет,

и безнадежность исчезает вскоре.

В конце концов, на всё придет ответ.

Недолго петь в разноголосом хоре.

Я написать не смог бы свой портрет:

силен и слаб, смирен и непокорен

я, в мире, где развязки не ускорить,

лишь тень, вдали мелькнувший силуэт.

Всё знаем, ничего не зная мы.

Нет худшей, чем невежество, тюрьмы.

Не забывай же о предназначеньи.

Среди тревог ты будь всегда со мной

пределами стеснённый разум мой.

Любую тьму пронзит твое свеченье!

Архитектоника «Венка» такова, что первый сонет начинается первой строкой вышеприведенного магистрала и заканчивается второй его строкой; первый стих второго сонета вторит последней строке первого сонета и заканчивается третьей строкой магистрала. И так – до четырнадцатого сонета, начинающегося последней строкой магистрала и завершающегося первой его строкой, замыкая собой кольцо строк. Т.е. пятнадцатый сонет – магистрал, текст которого мы привели, состоит из строк, прошедших сквозь все четырнадцать сонетов. Перед нами виртуозная работа по технике и содержательности: «Все образы и темы сплетены» (М.Бахтин).

Перейдя от медитативно-описательной (в стихотворениях) к медитативно-философской (в «Венке») проблематике бытия, Р.Цуров выковал цепь (венок) смыслов, символизирующих драматически-напряженное движение по постижению высшего смысла – Бога. Схватившись за строгую четкую сонетную форму, как за спасительную твердь в океане окружающего хаоса, поэт тем самым структуирует и даже гармонизирует его.

Эстетически преображенный автобиографизм (не только личный, но всего ингушского народа) отчеканен в универсальную форму ингушского экзистанса в «прекрасном и яростном мире»:

И под кроваво-красною звездой

стою в тревоге, мрачный, но живой,

силен и слаб, смирен и непокорен.

Эта мудрость завоевана трудом – прежде всего интеллектуальным. Ингушская национальная традиция, обогатившись мощным по своей мыслительной глубине и высоковольтной эмоции поэтическим слогом Рамазана Цурова, перешла на качественно новый уровень: в пространство всемирного Логоса».

С ЛЮБОВЬЮ В СЕРДЦЕ

ЛЮБОВЬ к родине в поэтических строках Рамазана обрела необозримые космические масштабы. И совсем не случайно именно он стал автором текста Государственного Гимна Ингушетии, свидетельствующего о несломленной воле народной и об извечном ингушском стремлении к созидательному труду. Эта величественная патетика возрожденной ингушской государственности, - мечтая о ней, уходили в мир иной целые поколения ингушей! - увенчана непреходящей потребностью и духом свободы:

Твои мысли о справедливости,

Твое сердце горит,

Как вспыхнувший уголек.

Будь вечно свободна, земля наших отцов.

Мы просим об этом Всевышнего.

Аллах, дай силы Ингушетии,

Пусть свободной будет Ингушетия!

(Перевод с ингушского языка)

Нам удобно повторять, что нет пророка в своем Отечестве. Так ничто не обязывает нас прислушиваться к чьим-то не удобным словам. Несколько лет назад интернет-сообщество всколыхнула статья Рамазана Цурова "Край крайностей, или Кирпичи ингушского менталитета", опубликованная в журнале «Дружба народов». В этой статье он прямо и недвусмысленно заявил об изъянах современного ингушского общества, о тех провалах и пустотах, которые с пугающей очевидностью обозначились в нашей исторической памяти, в нашей культуре и искусстве. «Природа ингушского нигилизма непонятна, но вряд ли найдется на свете народ, который так легко и глупо теряет саму свою сущность, - с болью писал поэт. - Ингуш предельно легко отказывается от своего прошлого, будь то кухня, архитектура, одежда, а отчасти и язык. Его пренебрежительное отношение к своим уникальным архитектурным памятникам, сохранившимся лишь чудом, может изумить любого европейца.

Сотни и тысячи взрослых ингушей никогда не видели своих родовых башенных поселений в горах, ехать до которых всего несколько часов и добраться куда можно практически безо всяких препятствий. Они в этом признаются, ничуть не стесняясь. В Японии вы не найдете взрослого человека, который хотя бы раз в жизни не поднялся на Фудзияму. В Ингушетии не найдете и трехсот человек, раз в жизни поднявшихся на священную Столовую гору, на самой вершине которой стоит тысячелетний храм, ныне служащий убежищем для скота.

Ингуш убийственно серьезен и не придает никакого значения таким пустым, на его взгляд, вещам, как музыка, поэзия, танцы, познавательные путешествия и пр. Свадьбы и похороны здесь почти ничем не отличаются друг от друга. Музыки и веселья на свадьбах нет уже десятки лет. В быту полностью утеряна культура танца. Танцы - удел одного или двух государственных ансамблей, очень незначительно пополняющихся свежими силами, так как профессия танцора, мягко говоря, не очень уважаема, как и профессия актера.

Старейшины и духовенство, борясь с ингушской музыкой и танцами, видно, сами того не зная, выполняют давние советские установки на изжитие национального духа во всех областях жизни малых народов и на удивление быстро преуспели в этом…»

«В ингушском языке есть слово «яхь». Приблизительно его можно перевести как «соперничество, длящееся всю жизнь». Если раньше в понятие «яхь» входило и соперничество в храбрости, знании тонкостей архисложного ингушского этикета и многое другое, то в современной ингушской среде осталось только соревнование в достижении богатства. Для творческого человека жизнь в этой среде по большому счету невыносима…»

Иногда хочется оставаться оптимистом. Хочется верить, что голос высокой поэзии, звучащий уже несколько десятков лет из Джейраха, вопреки всему не ослабеет. Звенящие пласты цуровской поэзии, омытые чистейшими горными родниками, пока недоступные нам и большому миру, обязательно сойдут на нас водопадом нетронутых скверной чувств и в своем очистительном потоке унесут прочь наше застоявшееся безразличие.

Дождь прошел и у обрыва влажного
Мальчик сделал голубя бумажного.
Сделал и в упругость зноя летнего
Бросил, а затем - второго, третьего...
Я сижу, а надо мною влажные
Пролетают голуби бумажные...

Рамазан Магомедович Цуров, блистательный поэт, прозаик, публицист и переводчик, свой недавний 50-летний юбилей встретил скромно, в кругу семьи. И свою автобиографию он также скромно вмещает в полстранички набранного на компьютере текста. Между тем, публикации Рамазана выходили в зарубежной печати, не говоря уже о том, что российская периодика, в которой он печатался, просто пестрит своими внушающими уважение названиями -  «Литературная газета», «Известия», «Общая газета», «Народ», «Новый Вавилон», «Дон», «Дружба народов»…  Рамазан автор трех поэтических сборников - "Сны о свободе" (1998), "Венок сонетов" ( 1999), "Бесконечная песнь" (2002). Известен он и своим участием в коллективных изданиях. В их числе можно назвать вышедший в 2007 году в Москве сборник рассказов северокавказских писателей «Война длиною в жизнь».

В переводе Рамазана Цурова звучат сегодня на ингушском языке Э. По, Р. Киплинг и другие известные авторы. Он член Союза писателей России и заслуженный деятель культуры Республики Ингушетия. Но все же красноречивее всех регалий о его общественном признании говорит отношение к нему людей. Даже те, кто не знаком с ним лично, питают к Рамазану уважение и любовь.

Мы все любим его за чистоту помыслов, за искренность, за нескончаемую доброту и душевную щедрость. Мы любим Рамазана за то, что он позволил нам увидеть окружающий мир его глазами. И мы учимся  у него по-настоящему ценить и любить бесценный дар Всевышнего – нашу древнюю Ингушскую землю.

Ахмет ГАЗДИЕВ

На снимке: поэт Рамазан Цуров

Фото автора

http://serdalo.ru/1406-ne-nuzhny-cheloveku-krylja-esli-gory-emu-dany.html