ПРИРОЖДЕННЫЙ ДАР ЮСУПА ЦУРОВА

Мир творчества

Говорят, что способность к творчеству – это прирожденный дар. Он сродни красоте или сильному голосу. И если врожденную способность можно развивать, то обрести ее не помогут никакие старания. Дар, ниспосланный Юсупу Цурову, проявил себя рано, еще в ту пору, когда он только начал познавать большой мир. Это было необыкновенно солнечное время, пронизанное радостью существования, когда переполненное впечатлениями мальчишеское сердце замирало от восторга и желания поделиться с окружающими свежестью чувств, присущих первым открытиям. Однажды зревшая подспудно потребность отразить свои наблюдения нашла выход…

ДЕВЯТИЛЕТНИЙ Юсуп доверил собственное откровение… оврагу. В его окрестностях часто проходили мальчишеские игры, а в один из летних дней крутому глиняному склону было суждено послужить молчаливым свидетелем и участником настоящего творческого акта. Вооружившись подручными средствами труда, Юсуп приступил к процессу с той самозабвенностью, которая отныне всегда будет приходить к нему надежной спутницей Музы.

Мальчишка творил, напрочь позабыв обо всем на свете. А когда миновал час-другой, под его импровизированными резцами родилось нечто такое, что доселе виделось лишь его мысленному взору. Отступив на несколько шагов назад, он придирчиво рассматривал свое произведение. Пейзаж, запечатленный на глиняной поверхности, немногим позже увидят другие, а пока его пытался критически оценить сам маленький создатель. В барельефе предстал неведомой уголок природы – раскинувшие ветви деревья, в кронах которых заблудился ветер, и река, несущая вдаль свои быстрые воды…

Признаваться кому-то в том, что это именно он сотворил этот барельеф, Юсупу не хотелось, но услышать оценку постороннего человека было все же очень интересно. В тот же день он проходил мимо оврага вместе с другом. Тот не мог не заметить яркую перемену в излюбленных местах.

- Погляди! Вот это красота! – воскликнул сверстник. – Кто-то тут на славу потрудился!

Юсуп улыбнулся и загадочно произнес:

- Скоро еще будет…

Очень ненадежным был склон оврага. То глина вдруг осыпалась, то дожди смывали творения маленького Юсупа. Но он совсем не унывал, каждый раз с удовольствием принимаясь за новую работу, чтобы вновь пережить всепоглощающую радость творчества. Конечно, секрет появления чудесных барельефов был вскоре раскрыт и все окрестные мальчишки с нетерпением ждали новых сюжетов, придуманных их сверстником. Для них каждое новое прикосновение к прекрасному было чем-то сродни прикосновению к чуду. И именно от своих друзей, увидевших в нем настоящего художника, Юсуп впервые услышал слова: «Тебе надо учиться!»

РОДИЛСЯ и вырос Юсуп Цуров в городе Орджоникидзе (ныне Владикавказ). После окончания Карцинской средней школы №20, в 1981 году, одержимый тягой к творчеству, которая все эти годы крепла в нем, он поступил на отделение художественной росписи Орджоникидзевского художественного училища. Так будни, наполненные творчеством, продолжились для него уже в среде будущих профессионалов, которых вели и готовили опытные наставники.

В 1984 году парня призвали в армию. Воинскую службу он проходил в Баку, в войсках ПВО. Армейские годы запомнились Юсупу освоением уникальной военной техники, предназначенной для слежения за воздушными целями, и, конечно, новыми знакомствами. В части служили ребята со всех концов страны, а командовал ею майор Дарбазанов, молодой еще ингуш, ставший для всех своих подчиненных настоящим отцом-командиром.

Оставив позади армейскую службу и вернувшись домой, Юсуп продолжил свои творческие опыты и изыскания. Но теперь уже его натура прирожденного художника все больше и больше склонялась к скульптурному направлению. Немало времени потратил он на поиск интересующей информации, перечитал целую гору журналов по искусству – интернета, делающего всё таким доступным, тогда еще не было. А в один из счастливых дней стал он обладателем рисунков Репина, собранных в двух томах. Тут вместе с уже законченными эскизами Ильи Ефимовича были и наброски великого мастера, сделанные карандашом. По этим рисункам Юсуп пытался проследить за работой мысли гениального мастера, почерпнуть из них определенные технические знания. «Уникальное пособие для начинающего художника», - говорит он сегодня.

Творческие поиски и жажда реализации своих замыслов привели Юсупа в 1989 году в северную столицу. Он поступил в Ленинградскую академию художеств – знаменитый Санкт-Петербургский государственный академический институт живописи, скульптуры и архитектуры имени И. Е. Репина при Российской академии художеств. Бывшая Императорская академия художеств, учрежденная когда-то императрицей Елизаветой Петровной, приняла молодого человека с Кавказа более чем благосклонно. Уже на первых испытаниях он сумел продемонстрировать свои профессиональные навыки и необычайные способности. Последующие два с половиной года Юсуп увлеченно учился на факультете скульптуры, радуя своих наставников стремлением к совершенству и успехами на этом поприще.

РАДОСТЬ и тревоги, счастье и трагедии нередко идут по жизни рука об руку. К сожалению, Юсупу Цурову не раз пришлось убедиться в этом на собственном опыте. Трагедия Природного района, разыгравшаяся осенью 1992 года, в одночасье перечеркнула все светлые устремления живущего творчеством парня. Он спешно вернулся на родину, чтобы отвести гибельное пожарище так называемого осетино-ингушского конфликта от своих родных и близких. Многие из них не уцелели в те дни… Потом медленно потекло безрадостное время обустройства потерявших все людей в Ингушетии, ставшей для десятков тысяч людей островком спасения. И о каком уж творчестве могла теперь идти речь, если первостепенными стали заботы о хлебе насущном и о здоровье близких, переживших ужасы этнической чистки.

Неожиданное возвращение в прошлое, где, как казалось, уже навсегда остались порывы сердца, видевшего прекрасным окружающий мир, случилось для Юсупа в Иркутске, куда он оправился какое-то время спустя на заработки. Там судьба свела его с увлеченными, добрыми и открытыми людьми, благодаря которым в нем снова проснулось желание творить. Искусные иркутские резчики по дереву смогли по достоинству оценить талант ингушского мастера. Редкая по тем временам возможность поучаствовать в городских выставках помогла ему полностью раскрыться - все условия для этого создали парню власти района, который он представлял. В итоге работы Юсупа Цурова не раз признавались одними из лучших, завоевывая первые места.

Короткий иркутский период творчества навсегда запал в дущу художника неповторимым ореховым ароматом сибирского кедра. Красивая текстура этого дерева, легко поддающегося резцам мастера, приятный, ласкающий глаз цвет древесины, отсутствие каких бы то ни было изъянов, позволяют создавать из него подлинные шедевры ажурной резьбы, которыми с давних времен славятся сибиряки. Тут эта древесина всегда шла и на изготовление домашней утвари - не только красивой, но и весьма полезной в быту и для здоровья. К примеру, молоко, хранившееся в кедровых туесках, долго не скисало.

Вообще, в представлении людей кедровые леса всегда были наделены особым ореолом - считалось, что их энергетика просветляет сознание и укрепляет душу. Нечто подобное испытывал и Юсуп, в очередной раз отыскивая в лесу дерево, подходящее для реализации какого-нибудь нового замысла, поселившегося в его воображении.

Сибирский кедр не зря называют деревом надежды. Юсупу он сильно помог. Так в его жизнь снова вернулась на какое-то время Муза. Ей так не хотелось умирать в чистом сердце этого человека! Но впереди были новые жизненные испытания…

ШЕСТЬ последующих лет своей жизни Юсуп Цуров всецело посвятил уходу за матерью, которую тяжелая болезнь приковала к постели. Он исполнил свой сыновний долг до конца, а когда дорогого человека не стало, погрузился в долгую депрессию. Из состояния внутреннего оцепенения вывести его смогла только появившаяся на свет дочь. Ей сейчас три годика. Ребенок, потянувшийся к карандашу и бумаге, сумел вернуть своего отца к полноценной жизни. Только тогда Юсуп понял, насколько изголодалась по творчеству его душа, а боль пережитого стала понемногу отступать, уступая место надежде и свету.

Жизнь продолжалась, надо было заботиться о семье, о детях. Грядущие перемены не заставили себя долго ждать. Когда Тамара Чаниева, известная ингушская поэтесса, была назначена руководителем нового Дома культуры, построенного в сельском поселении Зязиков-Юрт, и занялась подготовкой торжественного открытия вверенного её заботам объекта, ей в голову пришла мысль пригласить на предстоящее мероприятие и Юсупа Цурова. Сначала он решительно отказался – уже давно ведь на публике не показывался, - но не в характере Тамары так быстро сдаваться. В конце концов, она и убедила Юсупа приехать в Зязиков-Юрт со своей выставкой.

В открытии Зязиков-Юртовского ДК принимали участие многие деятели культуры Ингушетии. Среди них оказался и директор Республиканского Дома народного творчества Беслан Газдиев. Обратив внимание на работы Юсупа, которые никого не оставили равнодушными, он пригласил его к себе и предложил заниматься любимым делом в стенах РДНТ. Неожиданное предложение, которое пришлось как нельзя кстати, открыло перед ним и новые перспективы, возможность представить широкой публике свое творчество.

Сегодня Юсуп Цуров обрел большую известность на Северном Кавказе и за его пределами. Вместе со своими коллегами и единомышленниками из Дома народного творчества он объехал с выставками многие регионы России. И везде работы этого мастера из Ингушетии встречают с неизменным интересом. Сейчас его охотно приглашают к сотрудничеству мастера Черкесска, Махачкалы, Пятигорска, Грозного, Ессентуков и целого ряда других близких и далеких городов.

Работы Цурова с успехом представлялись на выставке искусства Ингушетии, проходившей в Госдуме РФ, а на последнем Межрегиональном фестивале народного творчества народов СКФО и ЮФО он был удостоен специального диплома за развитие и пропаганду самодеятельного народного творчества. Впрочем, таких дипломов и наград у Юсупа накопилось уже несколько десятков. Отовсюду поступают к нему и заказы. Повышенным спросом пользуются его изделия также и в сувенирных магазинах Ингушетии.

Недавно для Московского футбольного клуба «Спартак» Юсуп Цуров изготовил бюст Спартака и сувениры с логотипом и символикой футбольного клуба. Для «Спартака», в рядах фан-клуба которого 70 тысяч болельщиков, знакомство с ингушским мастером не осталось незамеченным. Ему был предложен большой заказ, по которому в Москву ежемесячно нужно было поставлять до 10 тысяч сувениров. Но Юсуп был вынужден отказаться от выгодного контракта. В отсутствии собственного цеха браться за такую работу – задача непосильная. В весьма ограниченных домашних условиях, говорит он, можно изготовить за месяц несколько сотен изделий, но не более. Так что весьма привлекательное и для положительного имиджа Ингушетии сотрудничество закончилось, не успев начаться.

Будь в распоряжении Юсупа собственное небольшое предприятие, куда бы он мог пригласить работать своих талантливых учеников, оно бы уже сегодня могло приступить к выпуску более четырех десятков предметов искусства. Запрос на все эти модели столь высок, что у их автора сейчас не всегда хватает времени поработать над чем-то новым. Но об открытии предприятия пока остается только мечтать – средств на это нет…

ЮСУП Цуров уже год по предложению Беслана Газдиева ведет кружок для детей в Доме культуры Зязиков-Юрта. Сельские мальчишки и девчонки под его началом приобщаются к прекрасному и учатся выражать свои мысли посредством искусства. Трое из них, из числа первых учеников, уже стали зарабатывать, благодаря привитым им знаниям и навыкам. Их изделия не задерживаются на полках сувенирных магазинов.

- Самое бесценное, что есть у нас – это время, - говорит Юсуп. – И оно не будет потрачено впустую, если человек занят чем-то полезным. У нас талантливые дети и очень важно вовремя заметить их способности, помочь им в развитии.

Он, безусловно, обладает педагогическим талантом. Его кружок пользуется большой популярностью и теперь Юсупу Цурову приходится работать с детьми в две смены, чтобы охватить всех желающих заниматься у него. Он учит ребят живописи и скульптуре, тонко подмечая склонности каждого из них, ежедневно поощряет и поддерживает их интерес к творческому процессу. Родители воспитанников Юсупа очень благодарны ему за такую чуткость и внимание, а дети и вовсе души не чают в своем наставнике. Они с удовольствием корпят над своими рисунками и панно, учатся профессионально владеть кистью и резцами, искренне радуются своим первым открытиям и каждый раз с нетерпением ждут следующего занятия.

Несколько лет назад Юсуп впервые побывал в горах Ингушетии. Безмолвное великолепие ингушских башен стало для него новым вдохновением. Гармония средневековой архитектуры заставила Юсупа взглянуть на это уникальное творение рук человеческих с профессиональной точки зрения. Жадно впитывая энергетику древнейшей ингушской цивилизации, он с интересом изучал башни, делал замеры, чтобы воссоздать увиденное в тех точно выверенных пропорциях, что были ведомы нашим предкам. Башни, которые теперь он создает в своей мастерской, независимо от своих размеров – точная копия тех, что монументально высятся на скалах Горной Ингушетии.

Даже в любой миниатюре мастер исключает всякую погрешность. Так было и тогда, когда он уместил замковый комплекс Вовнушки в ореховую скорлупу. Раскрыв створки грецкого ореха, на одной половине можно увидеть этот знаменитый замок, а на другой – типичную ингушскую боевую башню, которые в немалом количестве разбросаны на неприступных кручах Ингушского Отечества. Эту миниатюру Юсуп подарил своему другу – щедрость души мастера не знает границ.

Творчество приносит ему необыкновенную радость. Приступая к работе, Юсуп полностью погружается в процесс. Сразу уходят на второй план какие-то житейские проблемы, и сердце начинает жить ощущением свободы. Совсем как в детстве… Будь то живопись или скульптура, в работе художника всегда можно прочитать его характер. Барельефная резьба, в которой Юсуп Цуров тоже достиг высочайшего уровня, - это почти как его автобиография - долгое эхо далеких солнечных дней. Только вырезает сегодня мастер уже не на глине.

Многие его работы, выполненные в этой технике, которой блестяще владели еще в восьмом веке нашей эры искусные китайские резчики по дереву, кости и камню, можно без всякого сомнения отнести к лучшим на сегодняшний день образцам, известным в России. Особое место в этом ряду занимает большое панно Юсупа Цурова «Дикая дивизия».

Впрочем, и это панно, и другие работы Юсупа лучше всего увидеть собственными глазами. И, кажется, такая возможность скоро появится у всех желающих. Персональная выставка талантливого мастера в недалеком будущем планируется в Ингушском государственном музее краеведения им. Т.Х. Мальсагова. Запасемся терпением и подождем…

Ахмет ГАЗДИЕВ

Фото автора

ХРАНИТЕЛЬ ДРЕВНЕЙ ИНГУШСКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ

Из глубины веков дошел до нас тот сказ о мужественных и вольных людях, которые ни на какие земные блага не променяли бы свободу, а одной из высших человеческих добродетелей считали преданность родной земле. Видя свое главное предназначение в служении отчему краю, свято оберегая его покой, они были готовы достойно встретить любые испытания, и ярким свидетельством того стали величественные башни, взметнувшиеся когда-то к небу.

Ветер свободы до сей поры живет в бойницах этих башен, а бессмертная музыка, застывшая в камне, на протяжении долгих столетий продолжала звучать гимном стойкости и величия человеческого духа. Какие бы беды ни приходили в эти горы, они никогда не могли погасить огонь очагов, укрытых за неприступными стенами, и сколь силен ни оказывался бы враг, ступавший на каменные тропы, ему не по силам было поселить смятение и страх в горячих сердцах тех, кто был вскормлен свободой и бесконечно дорожил ею.

ПАМЯТНИКИ древнего ингушского зодчества, представляющие собой бесценную часть богатой материальной культуры нашего народа, всегда влекли к себе пытливые умы исследователей и вызывали восхищение путешественников, в разные времена оказывавшихся на Кавказе. Средневековые башенные комплексы, храмы и святилища, склеповые некрополи, в обилии разбросанные по всей территории Горной Ингушетии, и сегодня никого не оставляют равнодушными. Но, конечно, предметом особой гордости они являются для ингушей. Иначе и невозможно. Ведь отсюда проросла своими сильными корнями ингушская нация, здесь наши далекие предшественники однажды и навсегда провозгласили: ГIалгIайче – быть!

М.А. Озиев

У нас не могут не вызывать глубочайшего уважения люди, которые, проникнувшись этой вполне объяснимой гордостью, всю свою жизнь посвятили сохранению национального достояния ингушского народа. Об одном таком человеке я постараюсь рассказать в своем сегодняшнем очерке. Несмотря на то, что его уже нет среди нас, память о нем продолжает жить. Благородные устремления высокой натуры Магомеда Ахмедовича Озиева, неподдельная любовь к родной земле, увлеченность важным и необходимым для всех делом, неустанные многолетние труды во благо всего народа вписали его имя в современную историю нашего края. И вовсе не случайно его называют одним из лучших сынов Ингушетии – таким Магомеда Ахмедовича сделали неравнодушие сердца и целеустремленность, что вела его вперед, вопреки всем трудностям и препонам.

Магомед Озиев родился 5 мая 1938 года в ингушском селении Гамурзиево. Его появлению на свет предшествовала большая семейная трагедия – незадолго до этого тройка НКВД ЧИАССР приговорила к расстрелу главу семьи - Ахмеда Ильясовича. Страшный 1937 год унес много невинных жизней по всей стране, пожинал он свою кровавую жатву и в тогдашней Чечено-Ингушетии. Отчаянию людей и так не было предела, но впереди их ждал еще черный февраль 1944 года, окончательно обрушивший жизнь ингушей и поставивший весь народ на грань полного истребления. Беспощадный и жестокий сталинский произвол царил в Стране Советов…

Рано овдовевшая Пятимат Гакиевна Озиева (Ужахова) с двумя малолетними детьми на руках, которых она чудом уберегла в долгой и изнурительной дороге, в середине марта 1944 года ступила на незнакомую землю, чтобы снова продолжить борьбу за выживание. Эта маленькая семья, совсем беззащитная перед ужасами депортации, оказалась в поселке Трактовском Кустанайской области Казахстана. Чтобы хоть как-то прокормить своих малышей Пятимат Гакиевна бралась за самую тяжелую работу, трудилась в колхозе, билась из последних сил, понимая, что полагаться в такой обстановке можно только на себя. Всем вокруг было несладко, но тяжкий груз, лежавший на плечах этой женщины, и вовсе гнул к земле. И, наверное, только материнский инстинкт придавал ей мужества и стойкости перед лицом непомерных лишений и испытаний.

Беспросветные годы депортации, закончившиеся со смертью тирана, нескоро сменились радостью возвращения. Уже в родных местах Магомед Озиев окончил Насыр-Кортскую среднюю школу и в том же 1958 году отправился в Грозный, чтобы попытать счастья при поступлении в Чечено-Ингушский педагогический институт. Вступительные испытания парень выдержал успешно, но учиться в вузе ему было нелегко – материальное положение семьи оставалось незавидным. Потому он принял решение перевестись на заочное отделение и заняться поисками работы.

Первая официальная запись в трудовой книжке Магомеда Озиева датирована 1961 годом. Грамотного и толкового молодого человека приняли на работу в ингушскую газету «Сердало». Правда, журналистика не стала делом его жизни. Уже в 1963 году он занялся учительством, стал преподавать русский язык и литературу, а также ингушский язык и литературу в Гамурзиевской средней школе. Как и в роли собственного корреспондента главной ингушской газеты, так и на педагогическом поприще успехи не заставили себя ждать уже с первых шагов. Это, безусловно, было свидетельством разносторонних талантов Магомеда Ахмедовича, которые он не раз демонстрировал на протяжении долгих последующих лет.

Мне трудно сказать, в какой именно период начала своей активной жизни Магомед Озиев всерьез увлекся краеведческой деятельностью, но вскоре он обратил на себя этим внимание признанных специалистов. В 1968 году его пригласили на работу в Чечено-Ингушский республиканский краеведческий музей, и с той поры он стал обретать всё большую известность в среде профессионалов. В стенах республиканского краеведческого музея Магомед Ахмедович прошел путь от старшего научного сотрудника до директора.

В марте 1982 года на республиканской конференции Чечено-Ингушского отделения Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры М.А. Озиева избрали заместителем председателя отделения. Это было огромным признанием его прежних заслуг и карт-бланшем на дальнейшую активную плодотворную деятельность, полученным из рук соратников и единомышленников. Забегая вперед, скажу, что Магомед Ахмедович сполна оправдал все возлагавшиеся на него надежды, став со временем известным ученым-кавказоведом, одним из крупнейших знатоков башенной архитектуры, обладавшим энциклопедическими знаниями в области всей ингушской и чеченской культуры.

Большой вклад довелось внести ему и в становление возрожденной Ингушской государственности. В 90-х годах прошлого века, когда ингушский народ, переживший еще одну национальную трагедию, вновь продемонстрировал несломленный дух и с воодушевлением стал созидать на своей многострадальной земле, М.А. Озиев был в первых рядах строителей новой жизни. Заняв в 1995 году один из ключевых постов в Министерстве культуры Республики Ингушетия, он до конца жизни служил интересам своего народа.

НЕПРЕОДОЛИМ зов крови. Изучая биографию М.А. Озиева, невольно приходишь к выводу, что бесконечная любовь к родной земле и страстное желание увидеть ее лучшие рассветы передалась ему от отца, которого он по злому року судьбы никогда не видел.

Ахмед Ильясович Озиев прожил короткую жизнь. В 32-летнем возрасте погиб он в застенках НКВД, оклеветанный и обвиненный в контрреволюционной агитации. Во всех смыслах это было подлое обвинение, с которым наверняка не могло смириться сердце человека, успевшего сделать так много полезного за столь короткий срок, отпущенный ему жестокой судьбой. Один из первых членов Союза советских писателей, Ахмед Озиев был талантливым педагогом и просветителем, которого по праву называют в числе зачинателей ингушской национальной поэзии. Отдельное место в деятельности Ахмеда Ильясовича заняли блестящие переводы на ингушский язык классиков русской и мировой литературы.

Дошлако Мальсагов и Багаудин Зязиков, анализируя художественное творчество Ахмеда Озиева, отмечали: «Мастерство поэта совершенствовалось. Он широко использовал словарное богатство, силу изобразительных средств и меткость выражений устного народного творчества. Он стремился писать не для чтения речитативом, не для пения, что характерно для произведений устной поэзии, а для выразительного чтения. Поэт искал свойственные ингушскому языку стихотворные размеры, так как форма отставала от содержания и сковывала развитие ингушской советской поэзии».

Специалисты отмечают, что Ахмед Ильясович великолепно владел родным языком, и это позволяло ему находить необходимые образы, метафоры и эпитеты. Его поэзия действительно обладала сочностью красок и удивительной неповторимостью, была сродни чистому звучанию горного родника. Он наполнил свое творчество звенящим совершенством ингушского мироздания, отразив в нем народное стремление к свету и непоколебимую веру в доброе начало. Само собой разумеется, не могла поэзия Ахмеда Ильясовича не отразить и исторические вехи в судьбе его народа, а также те перемены, которые происходили вокруг не без его активного участия.

В 1997 году, накануне 95-летия со дня рождения А.И. Озиева, другой прославленный ингушский поэт Салман Озиев в своей статье «Он верно служил народу», опубликованной в газете «Сердало», писал, что когда в 1922 году выдающийся ученый-лингвист и просветитель ингушского народа Заурбек Куразович Мальсагов создал на основе латинской графики ингушский алфавит, радости Ахмеда Ильясовича не было предела. Он тут же занялся переводами, осваивая родную письменность, а в 1924 году начал писать собственные стихи.

Когда в 1929 году создавалась ингушская хрестоматия «Утро гор» для школ, в которую были включены различные детские произведения известных русских авторов, за их переводы с готовностью взялся А.И. Озиев – лучший переводчик, о котором только можно было мечтать.

Он всегда был в гуще событий и изо всех сил стремился быть полезным своему народу. Преподавая в свое время в Назрановском зооветтехникуме, он не раздумывая оставил привычную жизнь и по просьбе своих друзей-культармейцев, нуждавшихся в его поддержке, отправился вслед за ними в отдаленный Галашкинский район, чтобы вместе с ними менять жизнь к лучшему. Там он стал ответственным секретарем райисполкома, с головой погрузившись в дела. Несколько лет проведя в этой беспокойной должности, ежедневно работая с людьми, решая их проблемы и вселяя в окружающих уверенность в завтрашнем дне, Ахмед Озиев и потом оставался на острие атаки.

К тому времени уже подрастали в Чечено-Ингушетии молодые поэты, писатели и драматурги. Они только начинали свой путь и часто обращались за помощью в областной Союз писателей. Начинающие литераторы нуждались в опытных консультантах, и тогда председатель писательского Союза Джамалдин Яндиев позвал в Грозный Ахмеда Озиева. Сегодня можно без всякого преувеличения говорить, что Ахмед Ильясович оказался причастным к становлению многих известных в будущем ингушских и чеченских мастеров художественного слова. Я спрашиваю себя, а сколько еще добрых дел сделал бы этот неординарный человек, какими бы еще яркими вехами была отмечена его биография, не оборвись так трагично его жизнь?

Доброе имя было возвращено Ахмеду Ильясовичу в 1957 году, когда постановлением Президиума Верховного Совета ЧИАССР приговор, вынесенный ему тройкой НКВД в 1937-м, был отменен за отсутствием состава преступления…

КАК БУДТО про мой народ сказаны эти слова: то, что отцы не допели, мы допоем…Они исполнены трагизма и в то же самое время звучат жизнеутверждающе. Мне думается, что многое из того, что не успел свершить Ахмед Ильясович, продолжил своей яркой и насыщенной жизнью его сын.

В 1997 году Магомед Ахмедович Озиев писал в своей автобиографии: «Моя основная деятельность на протяжении тридцати лет в системе культуры была связана с охраной, пропагандой и реставрацией памятников истории и культуры». За этими скромными строчками скрыт его каждодневный титанический труд во имя сохранения исторической памяти ингушского и чеченского народов. Этот труд был, конечно, отмечен многими наградами, но свою главную оценку получил уже после ухода М.А. Озиева из жизни. Летом 2008 года Указом Президента РИ Мурата Зязикова известный ученый-кавказовед был посмертно удостоен высшей награды нашей республики – ордена «За заслуги».

Любовью к отчему краю дышат многочисленные статьи, вышедшие в разные годы из-под пера Магомеда Ахмедовича (он, кстати, был принят в Союз журналистов СССР). В одной из таких статей он напомнил предание о том, как высоко был развит в древности культ камня у ингушей: «Для гостя в те далекие времена считалось обязательным принести в качестве подарка камень. Не эта ли святая любовь к камню заложена в сохранившихся памятниках средневековой архитектуры Горной Ингушетии?»

«Много веков назад стала развиваться архитектура древних ингушей, дошедшая до нас в виде жилых и боевых башен, культовых храмов, склепов и других каменных сооружений, которые свидетельствуют о необычной строительной технике и высокой культуре, - писал М.А. Озиев. – В основном памятники расположены в Джейрахском районе. Здесь живописные пейзажи очаровывают своей первозданной красотой. Высокие, изрезанные трещинами каменные горы венчают белоснежные ледники. Ниже – зеленые склоны, покрытые альпийскими лугами и лесом. На дне ущелий несутся шумные реки. И во все это буйство цветов и линий гармонично вписываются гениальные творения человеческого разума и рук. Здесь на каждом шагу - величественные замки, многоэтажные жилые, сторожевые и боевые оборонительные каменные башни, остатки заградительных стен поперек ущелий, следы циклопических сооружений, наземные усыпальницы, культовые пещеры, языческие капища, молитвенные стелы. Это целый мир прошлого жителей гор. Здесь каждый аул – новая легенда, каждая башня - героическое предание.

Исключительная особенность башенной культуры ингушского народа заключается в том, что все их древние сооружения возводились не рабами или подневольными крепостными по воле свои господ, а свободными людьми, объединенными в родовые общины и творившими только для себя.

По историческим источникам, народным преданиям и легендам колыбелью ингушей были ущелья и северные отроги Главного Кавказского хребта. В прошлом вайнахи (то есть ингуши) спускались с гор на плоскость, где им приходилось сталкиваться с многочисленными кочевниками, которые вновь теснили их в малодоступные горы, служившие естественной крепостью…

Для защиты от иноземных и внутренних врагов ингуши строили боевые оборонительные башни, необычная архитектура и качество постройки которых до сих пор удивляют современного человека.

Древние памятники культуры все еще таят в себе много загадок.

Из века в век в горах складывался особый архитектурный стиль, отличающийся широтой композиционных форм, изгнанием всего лишнего. Мастерство передавалось по наследству. Первоначально, на рубеже раннего и позднего средневековья, строились жилые башни в два-три этажа из неотесанного камня на известковом растворе. Каждый этаж имел свое назначение: первый – хлев, второй-третий – жилье для семьи. На втором этаже были очаг и спальня, а на третьем - чаще кунацкая, комната для друзей. Посредине башни воздвигался каменный столб с выступами для межэтажных перекрытий.

В последующем, с изменением социальных отношений, стали сооружать боевые башни, высотой достигающие 30-ти метров, в пять-шесть этажей. Они уже были более узкими и имели коническую форму. Строили их в неприступных местах для охраны близлежащих аулов.

Строительство боевой, да и жилой башни обставлялось весьма торжественно. Первые ряды камней обагряли кровью жертвенного барана. Все строительство должно было продолжаться не более года. Заказчик башни должен был хорошо кормить мастера. По поверьям ингушей, все несчастья приносит голод. И если мастер падал с башни от головокружения, хозяина обвиняли в жадности и изгоняли из аула.

«Человеку при жизни башня, а после смерти – склеп», - так гласит народная поговорка. Когда в старину выдавали девушку замуж, то ее родители осведомлялись, имеет ли жених башню и родовой склеп. Выбор места для постройки сопровождался гаданием. На намеченном месте ставили на ночь чашу, до краев наполненную водой. Если к утру уровень воды в чаше поднимался, это считалось дурным признаком и приходилось искать новое место. Существовал еще и такой обычай. Перед строительством башни землю поливали молоком: если оно не просачивалось, то почва для фундамента считалась достаточно крепкой; если же молоко просачивалось, землю рыли еще глубже…»

Под началом Магомеда Ахмедовича Озиева было издано немало буклетов и брошюр, повествующих о материальной культуре горного края и содержащих интереснейшую информацию, основанную на многолетних исследованиях и исторических свидетельствах. С одной из таких брошюр мне довелось познакомиться в процессе работы над этим очерком. Эта книжка, увидевшая свет в 1986 году, в увлекательной форме рассказывает о замковом комплексе Вовнушки, являющемся гордостью ингушского народа и достоянием мировой культуры. Кстати, именно благодаря усилиям героя моего очерка, башенные комплексы Ингушетии входят сегодня в число объектов всемирного культурного и природного наследия, составляющих достояние всего человечества и охраняемых ЮНЕСКО.

Итоговым трудом М.А. Озиева стала «Каменная летопись страны вайнахов» Этой работе он посвятил два десятка лет и опубликовал ее в Московском издательстве «Русская книга» в 1994 году, за два года до своего шестидесятилетия. Великолепная книга, посвященная памятникам культуры и искусства Ингушетии и Чечни, сразу же стала бестселлером. О том, с каким трудом она шла к своему читателю, писал известный исследователь Кавказа, советский и российский археолог, доктор исторических наук, заслуженный деятель науки РФ В.И. Марковин, в последние годы своей жизни работавший в Институте археологии Российской Академии наук. Долгое время он жил и занимался наукой в Чечено-Ингушетии, а потому совсем не случайно именно к нему обратился Магомед Озиев с просьбой написать небольшой текст к книге.

В тот период, когда разрушенная войной Чечня полыхала в огне, а чеченская национальная наука умирала в агонии, Магомед Ахмедович стучал во все двери, чтобы добиться издания книги. Он был одержим своей целью, ведь, как отмечал Владимир Иванович Марковин, «чеченский народ, получив в руки эту книгу, понял бы, что есть в России люди, которым далеко небезразлична его судьба». В книгу-альбом вошли почти две сотни фотографий Н.А. Самсоненко, запечатлевших памятники материальной культуры Ингушетии и Чечни. В ее составлении также принимал участие Д.Ю. Чахкиев.

Боль за состояние национального достояния, оказавшегося под ударом в период безвременья, ставшего жертвой человеческого равнодушия, всегда неотступно преследовала Магомеда Ахмедовича. Об этом свидетельствуют его многочисленные публикации разных лет в периодической печати и выступления на солидных научных форумах. Он был среди тех, кто в советский период решительно выступил против строительства Транскавказской магистрали, маршрут которой должен был пролечь через территорию Джейрахско-Ассинского музея-заповедника. Об угрозе, нависшей тогда над этим уникальным уголком, заговорили ученые Грозного, Москвы и Ленинграда. Двадцать крупных ученых Советского Союза во главе с академиком Д. Лихачевым обратились с призывом не допустить гибели древних архитектурных памятников Ингушетии в ЦК КПСС и Совет Министров СССР. Десятки писем и телеграмм ушли в Москву от общественных организаций и правительства ЧИАССР. М.А. Озиев передал в Совет Министров СССР папку со всеми документами, выводами и экспертизами научных институтов, которые однозначного свидетельствовали – новая магистраль погубит бесценную материальную культуру ингушей. Здравый смысл тогда, к счастью, одержал верх.

Магомед Ахмедович забил тревогу и в то время, когда в самом сердце древнейшей ингушской цивилизации - между тремя архитектурными комплексами Таргим, Эгикал и Хамхи - кампания «Лукойл» затеяла строительство бензозаправочной станции. На этот безответственный проект было потрачено уже несколько миллионов рублей, и бизнес не собирался уступать. Тогда М.А. Озиев обратился к первому Президенту Ингушетии Руслану Аушеву. Его вмешательство поставило крест на самоуправстве «Лукойла» в заповедной зоне. 

Это лишь немногие факты, свидетельствующие о неравнодушии Магомеда Ахмедовича и его готовности идти до конца в отстаивании своей принципиальной позиции. Он был подлинным хранителем ингушской старины и защитником истории нашего края. Потому его уход из жизни стал невосполнимой утратой для Ингушетии. Вместе с ингушским народом скорбь по этой утрате разделила широкая научная общественность Кавказа и России.

Известные грузинские ученые Андрей Апакидзе, Вахтанг Шамиладзе и Гиви Гамбашидзе отмечали: «Магомед Озиев своими высокими персональными качествами - патриотичностью, аристократичностью, человеколюбием и профессионализмом – восхищал и радовал многие десятилетия своих коллег и друзей в Грузии. Он для нас олицетворял древнейший ингушский народ. Незабываемы его выступления в Академии наук Грузии. Незабываема его неуемная деятельность, связанная с реставрационными и археологическими работами известнейшего храма на Северном Кавказе Тхаба-Ерды, тысячелетие которого мы собирались отметить на международном уровне в ходе научной конференции в 2001 году. Примите нашу искреннюю братскую скорбь».

Обращаясь к семье Магомеда Ахмедовича, Гиви Гаиозович Гамбашидзе писал: «Я и моя семья оплакиваем смерть старшего брата – моего любимого побратима Магомеда. Эта дружба, начавшаяся в 1968 году в связи с реставрационными работами храма Тхаба-Ерды, продлится в моем сердце до конца моей жизни. По воле Всевышнего и по «вине» Магомеда я стал археологом-кавказоведом и счастливым человеком – соприкоснулся с культурой Ингушетии (средневековой и современной), с историей братских взаимоотношений наших народов и стран.

Я, моя семья и огромное количество грузинских коллег и друзей Магомеда счастливы тем, что он в последние годы несколько раз гостил у нас в Тбилиси. Незабываемы его мудрость, человеколюбие, интеллигентность, юмор…

Умоляю и прошу Вас, никогда не забывайте, что у Магомеда был и есть побратим, грузин Гиви Гамбашидзе, и что моя семья – Ваша семья».

«Скорблю о большой утрате – смерти Магомеда Озиева, - постигшей не только культурную общественность Республики Ингушетия, но и всех российских историков архитектуры, - писала в те скорбные дни Татьяна Кудрявцева-Сулоима, кандидат археологии, член Центрального Совета Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры. – Хочу сказать только теплые слова об этом удивительно любившем ингушскую историю и свой народ человеке. Это был необычайно эрудированный специалист, великий пропагандист замечательной архитектуры ингушей, так много сделавший для включения архитектурных построек древней Ингушетии в анналы мировой культуры. Соболезную семье и близким Магомеда Озиева, обнимаю их и плачу вместе с ними»...

БЫСТРОТЕЧЕН человеческий век, но вечна память людская. Магомед Ахмедович живет в сердцах ингушей, знающих свои корни и чтящих историю своего древнего Отечества. Ингушские башни, не знающие себе равных, появились на свет, чтобы донести до будущих поколений священные заветы далеких предков, столетиями определяющие смысл существования вайнаха на его древней земле. Этим заветам М.А. Озиев следовал всю свою жизнь. Мы, по праву гордясь национальным достоянием Ингушетии, должны продолжать его дело, бережно хранить славу наших великих предков и беречь наши горы от новых посягательств.

Ахмет ГАЗДИЕВ

Фото из семейного архива Озиевых

«ПОКОЙ НАМ ТОЛЬКО СНИТСЯ…»

Наше главное национальное достояние – древние башни гордого горного края, из века в век стерегущие покой земли ингушской, и люди, которых вскормила эта земля для новых свершений и славы. В незапамятные времена каменные исполины, сотворенные сильными руками, стали олицетворением народного характера. В судьбах разных поколений этот характер проявился готовностью к поступку, к самопожертвованию, к созиданию и подвигу. Устремленные к небу башни и горячие людские сердца, способные и сегодня вершить судьбу своей маленькой родины, - между ними живая, непреходящая связь. Преданность высоким идеалам, стойкость, честь, вера и дух единят их по всем законам мироздания. В биографиях наших предшественников и современников мы вновь и вновь прослеживаем это единство, ставшее кодом нации.

СТАРАЯ истина гласит, что человек сам кузнец своего счастья. Для Умалата Макшариповича Льянова счастье не было легким, и ковать его пришлось ему в горниле суровых лишений и испытаний. Юношеские годы Льянова пришлись на безвременье сталинской депортации ингушского народа, а потому несложно представить, в какой обстановке проходило его становление.

Он родился в 1931 году в пригороде Владикавказа, на Реданте, и первые вёсны своей жизни запомнил пронизанными теплом и светом. Чистая небесная лазурь, щедро льющаяся на землю, заставляла учащенно биться сердце и наполняла душу бескрайним счастьем. Было неосознанное детское желание делиться своей радостью с окружающим миром! Оно знакомо, пожалуй, каждому, кто в свой черед приходит в этот мир. Но в сердцах сверстников Умалата звенящие струны в одночасье оборвал черный февраль 1944 года. В их лица дохнула колючая холодная вьюга, и вой ее застелился вслед за уходящими в неизвестность товарняками.

Этот путь казался бесконечным, унося их все дальше и дальше от родных мест. Хотелось забыться, поверить, что все это просто страшный сон, но железная дробь колес возвращала к действительности, в которой стонали и гибли люди. Ужасные картины депортации не отпускают переживших все это людей и многие десятилетия спустя, они свежи в памяти так, словно случились только вчера…

Окончив среднюю школу в далеком Казахстане, куда забросила ингушей немилосердная судьба, Умалат всеми правдами и неправдами подал документы для поступления в Алма-Атинский сельскохозяйственный институт. Стоит ли говорить, сколько препятствий ему, «врагу народа», пришлось преодолеть для этого. Спецпереселенцам, находящимся под неусыпным надзором комендатуры, запрещалось под страхом страшной кары покидать место жительства, и даже путь в соседнее село был сродни тягчайшему преступлению, за которым немедленно следовало суровое наказание.

Умалат успешно выдержал все вступительные испытания. Казалось бы, все трудности остались позади и можно уже праздновать победу – вот она, студенческая жизнь. Но в приемной комиссии его ждал холодный душ. Не глядя в глаза парню, сидевшие в кабинете люди сказали, что учиться в институте он не будет – для него нет места в общежитии.

Что оставалось делать молодому человеку, которому и до этого бессчетное количество раз жестоко давали понять, что он изгой? Смириться и сдаться? Умалат решил побороться за свои права. Письма, направленные им в ЦК партии и ЦК комсомола Казахстана, никакого результата не принесли. Что дальше?

- И тогда я решился на беспрецедентный шаг, - вспоминает Умалат Макшарипович. – Ни с кем не посоветовавшись (знал ведь, что отговаривать будут), сел писать письмо в Москву. Шел 1952 год, Сталин еще жил и здравствовал, но своим адресатом я выбрал Маленкова – второго человека в партии.

«Мне не дают учиться. Из меня хотят воспитать врага этого строя, и я им буду, если Вы не дадите мне возможности получить образование…», - дерзко писал Кремлевскому небожителю парнишка, пораженный во всех гражданских правах по причине своей национальной принадлежности. И он прекрасно осознавал, чем это могло закончиться для него, возвращаясь сегодня в то время:

- Отправив заказное письмо с уведомлением Маленкову в Москву, я ждал, кто за мной приедет. Ровно через три недели (на дворе уже октябрь стоял) за мной приехала «Победа» директора института. Оказавшись в его кабинете, я сразу обратил внимание на свое личное дело, лежащее у него на столе. Долгого разговора у нас не состоялось. Директор извинился за ошибку, допущенную в приемной комиссии, и зачислил меня в институт.

В СЕРЕДИНЕ 50-х годов прошлого века в вузах Казахстана и Киргизии училось не более ста студентов ингушской и чеченской национальности, вспоминает Умалат Макшарипович. Это примерно один студент на 5000 спецпереселенцев, что в 50 раз ниже среднего показателя в целом по стране. Прошли целые десятилетия, прежде чем образовательный ценз депортированных народов был поднят до соответствующего уровня и ингуши и чеченцы смогли преодолеть последствия сталинского геноцида в этой сфере.

- Выбор у нас в ту пору был невелик, - говорит Умалат Макшарипович. – Во многие вузы путь для ингушей и чеченцев, как и для представителей других депортированных народов, был строго заказан. Да и в те вузы, куда нам вроде как  и разрешалось поступать, пробиться было нелегко. В 1956 году в Алма-Ате обучались всего 22 ингуша, примерно столько же училось и чеченцев. Потом, после восстановления Чечено-Ингушетии, отсутствие национальных кадров сказывалось еще долгое время.

Должен сказать, что в студенческой среде мы заметно выделялись - не могли позволить себе праздно проводить время, и каждый день были погружены в учебу. Чувство огромной ответственности постоянно довлело над нами. Каждый из нас знал, каких трудов стоило нашим родителям снарядить нас на учебу, как сложно было получить разрешение спецкомендатуры на выезд. Наши семьи, едва сводившие концы с концами, возлагали на нас большие надежды хоть на какое-то благополучие в будущем. Разве было у нас право подвести их ожидания?

А еще мы знали цену настоящей дружбе. Сегодня, с высоты прожитых лет, я могу с твердой уверенностью говорить, что самой бескорыстной и чистой бывает дружба молодых людей. Подкупает их бескомпромиссность в оценке добра и зла, над которой не властны правила, прописанные и навязываемые политической конъюнктурой. Нашими друзьями были такие же, как мы изгои – карачаевцы, калмыки, немцы, поляки, корейцы и другие. Однако вовсе не чурались нас казахи, русские, украинцы и представители других «благонадежных» народов. Разные по национальности и по вере – мусульмане, православные, католики, буддисты и иудеи – мы просто следовали тому, что заложено в человека Богом и через всю жизнь пронесли свою дружбу. Среди моих близких друзей навсегда остались с той поры ингуши Дауд Хаматханов, Али Цуров, Магомед Сагов, чеченцы Султан Алиев, Салман Келоев, Ахмед Арсанов, немец Марк Ланге, калмык Владимир Дорджиев, кореец Владимир Ким, русские Владимир Овсянников и Михаил с ингушской фамилией Аушев, казахи Кабыш Оспанов, Сабит Турсжанов и многие другие.

Разве можно забыть, что оказавшись в депортации, мы нашли кров в домах казахов, русских, украинцев и других простых и бесхитростных людей, давших нам пищу и душевное тепло? Сейчас мне вспомнился один случай, о котором рассказал как-то председатель Совмина бывшей ЧИАССР М.Г. Гаирбеков. В 1956 году Муслима Гаирбековича назначили председателем Оргкомитета по восстановлению Чечено-Ингушетии. В разгар переезда ингушей и чеченцев на родину к нему пришел его старший брат со странной просьбой – разрешить ему взять с собой на Кавказ соседа Федора с семьей, русского по национальности. Лучшего друга и соседа, сказал, ему никогда не найти. В самые тяжелые времена семья Федора помогла Гаирбековым выжить, делясь с обездоленными последним куском хлеба. Вот она - высшая добродетель настоящих человеческих чувств. Людей надо разделять по делам, которые они совершают, а не по национальному признаку.

В 1957 ГОДУ, окончив Алма-Атинский сельскохозяйственный институт и получив диплом инженера-механика, Умалат Льянов, полный светлых надежд и устремлений, тотчас отправился в Чечено-Ингушетию. Хорошо образованного молодого специалиста направили поднимать сельское хозяйство в Назрановский район. Совсем скоро он стал главным инженером совхоза «Назрановский», а затем, в 1962 году, возглавил это хозяйство.  В 1965 году, заметно прибавив в опыте практической работы, Льянов стал начальником производственного управления Назрановского района.

Работая с полной отдачей, будучи очень требовательным к себе и к окружающим, Умалат Макшарипович быстро снискал себе авторитет и уважение людей. В 1966 году его избирают депутатом, а затем и заместителем председателя Верховного Совета ЧИАССР. Спустя два года Льянов был удостоен звания заслуженного инженера-механика сельского хозяйства РСФСР.

Этому человеку всегда была свойственна неуспокоенность достигнутыми результатами и желание попробовать свои силы на разных участках работы. Когда в 1971 году ему предложили поработать инструктором Чечено-Ингушского обкома КПСС, он согласился. Однако столь привлекательная в те времена для многих партийная карьера отнюдь не прельщала Льянова. Все-таки ему всегда хотелось претворять в жизнь полученные знания и навыки, видеть, как результаты его труда приносят реальную пользу людям.

Последующие перемены в жизни Умалата Льянова не заставили себя долго ждать. В 1972 году он занял пост первого заместителя министра сельского  и провел в этой ответственной должности более двух десятков лет. Это были весьма насыщенные годы его жизни, увлекающие своими масштабами и радующие возможностью творить настоящее дело. Настоящим свидетельством жизненного и профессионального успеха стали многочисленные правительственные награды, которыми был отмечен этот путь.

Доверие людей никогда не возникает на пустом месте – за ним, как правило, стоят каждодневный упорный труд, умение брать на себя ответственность и принципиальный подход к решению стоящих задач . Потому вовсе не случайно в 1990 году Умалата Макшариповича вновь избирают депутатом Верховного Совета Чечено-Ингушетии – люди за это время не раз успели убедиться в том, что у этого человека слова не расходится с делами, любое дело он обязательно доведет до конца, какими бы сложными не складывались обстоятельства. Впрочем, поступать как-то иначе он никогда не мог. Не в его это характере.

НЕСКОЛЬКО лет назад старейший ингушский журналист Микаил Мазиев писал в своей газетной статье: «Кто-то может сказать, что, мол, везло Льянову, удачно складывалась его карьера. Все не так или совсем не так. Ему без труда ничего не давалось, усилий он не жалел, а изобретательностью, умением находить оптимальные решения в трудных ситуациях Бог не обидел. А еще были у него редкие способности, необходимые для руководителя – предвидеть, анализировать, делать выводы, что в конечном счете реализовывалось в конкретном деле. Кроме того, имел надежные тылы и фланги – его друзья, надежные, преданные общественным интересам люди, большинство – из тех, первых выпускников казахстанских вузов пятидесятых и шестидесятых годов, тесную связь с которыми он никогда не порывал и пронес через всю жизнь».

О своих друзьях Умалат Макшарипович сегодня говорит с видимым удовольствием. Магомед Сагов в 1955 году окончил зооветеринарный факультет ветеринарного института. Был главным ветврачом крупного мясокомбината в бывшей ЧИАССР. В 1971 году стал кандидатом ветеринарных наук. Принимал участие в становлении современной ветеринарной службы Ингушетии. Этот же вуз окончили Хаджибикар Булгучев и Увайс Тангиев, успевшие в конце своей жизни внести свой неоценимый вклад в развитие животноводческой отрасли Ингушетии.

Инженерами лесного хозяйства в 50-е годы прошлого века стали Ахмет Амерханов, Махмуд Бариев, Хасмагомет Зурабов, Абуязит Марзиев, Юнус Мазиев, Хаджибикар Цечоев и Мустафа Хаутиев, которые затем долгие годы успешно трудились в лесных хозяйствах Чечено-Ингушетии.

В середине 50-х на агрофак поступили Али Цуров, Ахмет Газдиев и Алихан Даскиев. После восстановления ЧИАССР они перевелись в Северо-Осетинский сельхозинститут, защитили в последующем диссертации, стали учеными-практиками и признанными специалистами своего дела.

Первыми выпускниками факультета электрификации Алма-Атинскогго сельхозинститута в 1956 году стали ингушка Любовь Котиева, работавшашая потом в хозяйственных и партийно-советских органах ЧИАССР, и чеченец Альберт Яахшатов, ставший директором Аргунской ТЭЦ.

Дауд Хаматханов в 1957 году окончил гидро-мелиоративный факультет и в 29 лет стал заместителем министра мелиорации и водного хозяйства ЧИАССР. Позже возглавил крупное агропромышленное объединение «Чеченингушвино».

Однокашником Умалата Макшириповича в 1952 году стал Арсамак Мальсагов. После первого курса он перевелся в политехнический институт, а на родине прославился строительством крупного промышленного предприятия в Назрани – знаменитого завода «Электроинструмент». Занимал крупные посты в правительстве Чечено-Ингушетии, а после возрождения Ингушской государственности был некоторое время заместителем председателя правительства РИ.

Все эти и другие замечательные люди, с которыми Умалату Льянову довелось пройти по жизни плечом к плечу, отличались, как и герой моего сегодняшнего очерка, невероятной работоспособностью и постоянной нацеленностью на большие и значимые дела, несущие пользу их многострадальному народу. В этом проявилась их подлинная сыновняя любовь к родной земле, которую они неустанно украшали своим трудом.

Старая гвардия, закаленная в жизненных схватках и сполна выполнившая свой долг перед родной землей... Им была неведома усталость, они гнали прочь минутные разочарования и неудачи, чтоб стать еще крепче и воплотить в реальность даже невозможное. Многие из них и сегодня не знают покоя. Вот и побывав на днях в гостях у Умалата Макшариповича, я застал его за работой в домашнем рабочем кабинете. Вокруг – папки с документами, различными материалами и расчетами. Нашу беседу прерывали звонки – за советом к нему обращаются часто. У.М. Льянову и сейчас хватает забот - многие годы он возглавляет Общественный экономический совет республики.

С той поры как в 1994 году Умалат Макшарипович ушел на пенсию с поста министра финансов Ингушетии, наслаждаться заслуженным отдыхом ему так и не довелось. Совсем как в знаменитых поэтических строках: «И вечный бой! Покой нам только снится…»

Ахмет ГАЗДИЕВ

На снимке: Умалат Макшарипович Льянов – представитель старой гвардии

Фото автора